Сергей Есин - Дневник, 2005 год [январь-сентябрь]
Вернулся в институт и сейчас занимаюсь делами наших веселых девочек, которые выпили по поводу нового учебного года и пытались протащить каких-то мальчиков сначала в институт, а вечером — в общежитие. Это Сакирская и Яхина, не очень уже юные девочки, которые и раньше несколько раз проходили у меня по приказам.
Вечером же мне сказали, что умер Володя Кейдан. Он звонил мне пару лет назад и спрашивал о моем замечательном армейском портрете, который он написал. Портрет был почти полностью погублен во время пожара в квартире, и это, пожалуй, единственная вещь, кроме икон, об утрате которой я сожалел. Мы договорились по телефону, что портрет я привезу с дачи, и он попытается его отреставрировать. Уже в Москве портрет лежал у меня с год, и вот месяц назад я стал торопить Максима найти телефон Володи. Тот на сайте Союза художников нашел список его работ, а в пятницу, оказывается, Володя, мой армейский друг, которому я так многим обязан в духовном смысле, умер. Прощай, с армии так и не повидались, Володя!
Утром в машине по мобильному отвечал на вопрос "Вечерней Москвы"
6 сентября, вторник. Первый в этом году семинар. Установил порядок обсуждений на ближайшие недели, для разминки прочел вслух ребятам одну из сказок Андерсена, в которой молодой человек решил стать поэтом "к Пасхе", говорил о текущем литературном процессе…
7 сентября, среда. Есть в начале сентября один день, когда все складывается ближе к свободе, к интересным беседам и встречам, нежели к рутинной несвободе и строгому, как работа в шахте, расписанию. В этом году Международная московская книжная выставка-ярмарка открылась в восемнадцатый раз. Не было еще года, когда бы в этот день не светило солнце, не стояла хорошая погода. Ритуал устоялся. Уже в третий или в четвертый раз ко мне приезжает утром Леня Колпаков, и вместе мы едем с ним на ВДНХ. В этот раз открытие было скромнее, чем обычно, на эстраде в центре выставки между павильонами не было никого из правительства, никакого Жириновского, главным же персонажем явился посол Польши, так как в прошлом году мы, русские, а в литературе надо обязательно говорить — мы, российские, были главными гостями на Варшавской выставке-ярмарке. Значит, в этом году у нас гостями стали вольные поляки. На эстраде стоял также В.М. Сеславинский, председатель Книжного союза С.В. Степашин, главный директор нашего книжного дела и один из учредителей "Вагриуса" В. Григорьев. Этот был в замечательном галстуке и роскошном костюме. Речи были не очень вразумительны, в рамках гуманитарных условностей. Живее всех был Степашин. Зачел что-то по бумажке Борис Васильев, я не слушал. На всё это мы с Леней Колпаковым и Юрой Поляковым смотрели снизу, говорят, неплохо.
После церемонии открытия на сцене стали плясать, петь, мне удалось немного поговорить со Степашиным. Он сказал, дескать, президент всё обещал. Я сказал, что обещал, но не дал. Он сказал: а вы добивайтесь. Я подумал: черта с два через вас всех добьешься. Степашин мне определенно нравится.
Через час в конференц-зале подписывали некую Хартию согласия — это, так сказать, соглашение цивилизованных отношений между издателем и писателем. Кроме общих слов, есть и еще один пункт: все друг другу будут честно платить — гонорары писателям, налоги государству, никто не будет издавать левых тиражей. Я в это не очень верю. Опять был президиум, сидели, в основном, всё те же люди. Но между ними была и Маринина, "гранд-дама русского детектива", как ее называет Лиза Новикова. Мы встретились с нею еще в вестибюле, даже поцеловались. Она сказала, что очень мне благодарна. Я просто к ней хорошо отношусь, она хорошо себя ведет и делает свое дело, ничуточки не строя из себя классика. А уж кто лучше, она или Улицкая, это неизвестно. Возможно, ей понравилось мое поздравление с днем рождения в "Коммерсанте". Честно говоря, проблема противопоставления писателей меня волнует. В своем жанре она работает почти безукоризненно, наверное лучше других. И я работаю в своем жанре неплохо, но при всем этом я не смогу написать и выстроить сюжет так, как делает она, и я этому завидую. М.А. сказала мне, что не могла бы и абзаца написать так, как делаю это я. Ну что ж, давайте радоваться взаимному профессионализму разных стилей.
Но вернусь к подписанию Хартии. Во время процедуры Степашин сказал: "Россия — страна хотя и демократическая, но византийская". Ловко! Я замечательно выписываю фразы. Во-вторых: "Мы пошли по традиционному русскому пути — я не о национальности, а о стране говорю". Ну, потом были еще высказывания, в частности, той же Марининой: "У приличной писательницы должен быть один муж и один издатель". Сидящий в президиуме Ю. Поляков, который даже в торжественной обстановке не может удержаться от полемики (кстати, я такой же!), сказал: "На фоне персонифицированных издательских проектов теряется сама литература". Не литература, а проекты. Вполне правильная мысль. Среди премированных книг, томов, изданий, роскошных альбомов литература действительно может уйти в сторону. Интересно (и опять мы здесь с Поляковым схожи), что он себя писателем не называл в своей речи, а только — литератором.
В институте, куда я приехал к обеду, опять занимался нашей армянской девушкой, имя и фамилия которой Астхик Симонян, на этот раз перезванивался с кем-то из армянского парламента, из министерства высшего образования. Потом написал письмо уже в наше министерство. По сути дела, меня страшно смущает одно: ей 33 года, о ее драматургии надо судить как о драматургии взрослого драматурга. И есть ощущение, что не учиться она сюда приехала, а завязывать связи, печататься, жить, — впрочем, не будем увлекаться.
Вечером поехал на гала-концерт и вручение премий по итогам ежегодного национального конкурса "Книга года". Это в концертном зале России. Сам концерт, в который было вкраплено представление книг, был достаточно провинциален, меня особенно удивило большое лазерное зрелище вначале — какие-то облака… Я подумал: "На сколько это потянуло?". Что касается самого конкурса, то лучшая проза была у Аксенова, лучшая поэзия — у Мориц. С обоими этими номинантами я, пожалуй, согласен. Попутно скажу: еще на выставке встретил своего бывшего студента Гасина, уж забыл, как его зовут, он работает менеджером в издательстве "Время". Он-то и подарил мне прекрасную книжку поэзии Юнны Мориц с ее рисунками. Поэзия Мориц мне нравится, она ясна, точна, ее перестали любить собратья по крови и братья по демократии, потому что кое-что она в их адрес, на основании собственного опыта, высказала. Интересно не только, кто награжден, но и кто представляет. Поэзию представлял С. Филатов, прозу — В. Сеславинский. Бестселлером года оказались не Робски и Акунин, а переводной антихристианский роман Брауна "Код да Винчи". Честно говоря, это смешно: почему победителем должен быть иностранец? Наградили также 6 томов писем Тютчева и при этом сказали доброе слово о новых переводах с французского его стихов В. Костровым. Собственно говоря, почти всё. Обещанный всем Денис Мацуев не играл. Владислав Пьявко с компанией, его парад теноров, был, как всегда, интересен. Мюзик-холл Платона Равинского — это парад кукол Барби, столько длинных ног, столько перьев. Когда профессионально танцуют дети — как в народном ансамбле "Калинка", — я искренне этих детей жалею, потому что детский энтузиазм эксплуатируется тут взрослыми, и мне это, откровенно говоря, претит.
